Два веса, две мерки [Due pesi due misure] - Лев Вершинин

— Скорей, не то нас заставят заплатить целый миллион!

Супермаркет — это очень длинный запутанный лабиринт: там можно ходить часами. С такими запасами провизии Марковальдо и его семья могли бы, не выходя, провести целую зиму. Но репродукторы уже перестали передавать веселую музыку и грозно вещали:

— Внимание! Через четверть часа супермаркет закрывается! Покупателей просят поспешить к кассе!

Пора было избавляться от груза — сейчас или никогда. Едва раздался призыв репродуктора, толпу покупателей охватила лихорадочная, яростная спешка, словно это были последние минуты последнего супермаркета на земле. Люди в этой спешке уже не понимали, то ли им надо хватать все, что есть в магазине, то ли, наоборот, все оставить; одним словом, у прилавков возникла страшная давка, а Марковальдо с Домитиллой и дети воспользовались этим, чтобы положить все взятое обратно на прилавки или незаметно опустить в тележки других покупателей. Однако это возвращение товаров носило весьма беспорядочный характер: липучку для мух они положили на прилавок с ветчиной, а кочан капусты — среди тортов. Не заметив, что какая-то дама везет не тележку, а коляску с ребенком, они сунули туда большую, оплетенную соломкой бутыль красного вина…

Лишаться всех этих вкусных вещей, даже не попробовав их, было так мучительно, так больно — хоть плачь. И поэтому, если в ту минуту, когда они ставили на прилавок какую-нибудь баночку майонеза, им под руку попадалась гроздь бананов, они ее брали; то же самое происходило с нейлоновой щеткой, место которой в тележке тотчас занимала жареная курица. При такой системе тележки чем быстрее опорожнялись, тем быстрее наполнялись вновь.

Так семейство Марковальдо со всеми своими покупками поднималось и спускалось по эскалаторам, и на каждом этаже в конце прохода маячила, словно часовой, кассирша, нацелив на уходящих свою стрекочущую, как пулемет, кассу. А Марковальдо и его семья все кружили по отделам и этажам магазина — и иного пути не было. Теперь они напоминали зверей, которые мечутся в клетке, или заключенных в тюремной камере — пусть даже светлой и чистой, со стенами, выложенными разноцветным кафелем.

В одном месте кафельные плитки на стене были сняты, а в открывшемся проеме виднелась приставленная снаружи деревянная лестница; рядом валялись молотки и прочие инструменты плотников и каменщиков. Какая-то строительная фирма вела работы по расширению супермаркета. Рабочий день кончился, и строители ушли, ничего не убрав. Марковальдо, по-прежнему толкая перед собой тележку с продуктами, прошел сквозь проем и очутился в кромешной тьме. Но это его не остановило. А за ним двинулось все семейство со своими тележками.

Обтянутые резиной колеса тележек запрыгали по немощеной дороге, по кучам песка, затем по шаткому деревянному настилу. Марковальдо, с трудом сохраняя равновесие, продолжал путь по узкой доске, остальные тянулись за ним. Вдруг они увидели перед собой и позади, сверху и снизу море далеких огней, а вокруг — зияющую пустоту.

Оказывается, они катили тележки по мосткам строительных лесов, вровень с крышами семиэтажных зданий. Город лежал у их ног, сверкая освещенными окнами, яркими вывесками и снопами электрических искр, летящих из-под трамвайных дуг, а вверху, у них над головами, распростерлось небо, усыпанное сияющими звездами и красными огоньками на антеннах радиостанций. Доски лесов прогибались под тяжестью груза, и казалось, они вот-вот обломятся.

Микелино заплакал:

— Я боюсь!

Вдруг выступила из темноты тень. Это была огромная беззубая пасть, которая медленно раскрывалась, вытянувшись на длинной металлической шее. Подъемный кран! Он опускался откуда-то сверху, но на их высоте остановился, нижняя его челюсть находилась как раз на уровне мостков, где они стояли. Марковальдо нагнул тележку, вывалил все содержимое в разверстую железную пасть и зашагал вперед. Домитилла сделала то же самое. Дети последовали примеру родителей. Кран захлопнул пасть со всей драгоценной добычей и, с глухим скрежетом повернув шею, отодвинулся в сторону. А внизу зажигались, гасли и мигали разноцветные светящиеся надписи, призывавшие покупать товары только в этом огромном супермаркете.

ЧИСТЫЙ ВОЗДУХ

Перевод Л. Вершинина.

— Вашим детям, — сказал врач, — нужно дышать свежим воздухом где-нибудь в горах, побегать по лугам.

Он стоял между старыми кроватями, едва помещавшимися в полуподвальной комнатушке, где жил Марковальдо с женой и детьми, и его стетоскоп вдавливался промеж хрупких, как у птички, лопаток маленькой Терезы. Кроватей было всего две, а ребятишек шесть, четверо из них больные. Из-под одеял высовывались лишь ноги да головы; щеки у всех горели, глаза были воспалены.

— Луга — это вроде скверика на главной площади? — спросил Микелино.

— А горы высокие, как небоскребы? — спросил Филиппетто.

— А чистый воздух, он вкусный? — спросил Петруччо.

Длинный и тощий Марковальдо и его маленькая коренастая жена сидели друг против друга, облокотившись о старый, поломанный комод. Непроизвольно они всплеснули руками, бессильно опустили их и в один голос пробормотали:

— Нас восемь ртов, мы кругом в долгах, где уж тут путешествовать!

— Самым лучшим местом для них остается улица, — пояснил Марковальдо.

— А чистым воздухом надышимся, когда нас выселят из дому и нам придется спать под открытым небом, — добавила жена.

В один из субботних дней, когда ребятишки поправились, Марковальдо взял их с собой на прогулку по холмам. Жили они далеко от этих холмов, и, чтобы добраться до вершин, им сперва пришлось долго трястись в переполненном трамвае, и малыши видели лишь ноги пассажиров. Постепенно трамвай опустел, и тогда через окошко они заметили, что едут вдоль бульвара. Они сошли на конечной остановке и дальше отправились пешком.

Весна едва успела вступить в свои права, но деревца, согретые нежарким солнцем, уже покрылись зеленой листвой. Ребятишки растерянно оглядывались вокруг. Марковальдо повел их вверх по зеленой тропинке с вырубленными в ней ступеньками.

— Папа, как это так: лестница есть, а дома наверху нет?

— Это не обычная лестница, это вроде улицы.

— Улицы?.. Как же тогда машина взбирается по ступенькам?

Вокруг зеленели сады, обнесенные оградой.

— Папа, гляди, одни стены, без крыши. Может, эти дома разбомбили?

— Это сады… Ну, вроде внутренних двориков. А дом там, за деревьями.

Микелино покачал головой: объяснение отца не слишком его убедило.

— Раз внутренние, то они внутри домов, а не снаружи.

Тереза спросила:

— В этих домах живут деревья, да?

Они поднялись уже довольно высоко, и Марковальдо казалось, что ему удалось наконец отогнать от себя запах плесени, которым был пропитан склад, где он каждый день восемь часов кряду перетаскивал мешки. Как будто не было никогда ни темных пятен на отсыревших стенах его комнатушки, ни оседающей пыли, которую лучи солнца, пробивавшиеся сквозь оконце, окрашивали в золотистый цвет, ни ночных приступов кашля. И детишки казались ему сейчас не такими слабенькими и бледными.

— Вам нравится здесь?

— Да!

— Почему?

— Потому что тут нет полицейских. Можно рвать цветы и кидаться камнями…

— И дышать воздухом. А воздух здесь хороший, правда?

Ребятишки стали дружно нюхать воздух.

— Ну! Он ничем не пахнет!

Мимо них пролетали шершни, мотыльки, нежный пух с деревьев, проносились мотоциклисты, проходили влюбленные пары.

Они добрались почти до самой вершины холма. На повороте перед ними открылся город: он лежал где-то там, внизу, огромный, бесформенный, весь в серой паутине улиц. Ребятишки сразу начали кувыркаться в траве, словно всю жизнь ничем другим не занимались. Подул легкий ветер, надвигались сумерки. В городе зажглись редкие тусклые огоньки. На Марковальдо нахлынули воспоминания о том времени, когда он юношей приехал в город и, очарованный шумными улицами и огнями реклам, ждал бог весть каких чудес. Ласточки с высоты пикировали сверху на город. «Кто может смотреть на город сверху, — подумал Марковальдо, — того город не раздавит. Ласточки — хозяева вилл, они не чета таким, как я. Ведь мы, словно черви, выползаем из-под земли».

Ему стало грустно при мысли, что пора спускаться вниз. Он отыскал в сгустке улиц свой квартал, и квартал этот показался сейчас Марковальдо тяжелым свинцовым листом, с черными, как куски шлака, крышами, которые окутал дым, поднимающийся из узких дымоходов.

Стало прохладно. Надо, пожалуй, позвать детей. Но, увидев, как смело они раскачиваются, уцепившись за нижние ветки дерева, Марковальдо отогнал от себя эту мысль. Подошел Микелино и спросил:

— Папа, почему мы не переедем сюда жить?